Воздух был полон запахов. Я чувствовал запах ежевики, сена и смолы. Волны яркого аромата усилили мою радость от того, что я снова вернулся на землю, и мне пришлось признать свою страсть к пейзажам и пространствам, которую я сам воспитал в путешествии. Какое-то время, погруженный в ошеломляющий материализм Лос-Анджелеса, я позабыл эти тридцать тысяч миль равнин, гор, рек, лесов, пустынь, небес и звезд, но именно они навсегда нашли свое место в моём подсознании. Как и в случае с классической музыкой, их можно было некоторое время игнорировать в погоне за каким-то краткосрочным хитом, но голод молча накапливался во мне, пока что-то такое легкое, как запах сосны или мелодия пианино, не предупреждали меня, что я опасно близко подошёл к истощению.
Я выехал по нисходящему серпантину на прямой участок. Ландшафт поднялся высоким гребнем слева от меня и скатился вправо более пологим склоном к реке, извивавшейся среди камней далеко внизу.
Я пересек решетку для крупного рогатого скота, а затем границу поселения. Земля здесь была редколесьем из дуба, молодой ели, мадрона и мансаниты. Я увидел открытые луга перед собой, где когда-то стоял большой лес. Рядом с дорогой лежали кучи ржавого оборудования, остатки лесопилки, заброшенные, когда лес был вырублен, а земля продана. Я знал об этом месте от Боба и Энни из Эквадора. Это был один из признаков того, что я добрался до места.
Жёлтый почтовый ящик с названием ранчо был установлен на столбе у обочины дороги, и я проследовал по тропе вниз по склону и по большой выгоревшей от солнца поляне. Тропа вела меня мимо одного деревянного дома и недавно построенного сарая к другому дому побольше. Был полдень, я увидел лошадь на лугу, но без людей. Шум мотоцикла казался неприемлемым, и я был рад заглушить мотор и растворить звук в тишине. В небольшом пруду плавали утки, коза стояла задом ко мне, упрямо отказываясь признать вторжение.
Я поднялся по деревянным ступеням на веранду дома и вошёл внутрь. Крупный мужчина с непослушными светлыми волосами сидел на стуле, курил самокрутку и смотрел прямо на меня большими живыми глазами. Мне показалось странным, что он даже не приподнялся, чтобы посмотреть, кто издает весь этот шум. Он не был занят.
– Я друг Энни, – сказал я, заявив свои полномочия.
– Привет, – сказал он, но продолжал смотреть на меня с очаровательным любопытством, как будто бы я был говорящим кроликом.
– Я ищу Кэрол, – добавила я.
-О, – сказал он, всё ещё насмешливо глядя на меня.
И снова наступила тишина. Я ждал, торопиться было некуда. Оса гудела на оконном стекле, всё было очень мирно. Я знал, то, что он делал, было нормально – двое незнакомцев в одной комнате оценивали, принюхиваясь друг к другу, словно животные.
Люди слишком много говорят сразу, просто пуская пыль в глаза. Это была чуть более значительная пауза. Затем он встал и подошёл к окну.
«Думаю, они у реки», – сказал он, указывая на луг, и блаженно улыбнулся. «Слышал о тебе», – продолжал он, схватил меня в медвежьи объятия и крепко поцеловав в щеку, что меня удивило.
Он рассказал мне, как добраться до реки, по лугу, мимо волейбольной сетки, а затем налево у суицидной скалы. Я пошёл по лугу, побулькивая от удовольствия. Это всё тоже проклятое солнце, подумал я, то самое солнце, которое светило осенью в Кейптауне и весной в Рио. Оно попадало внутрь меня и пузырилось, как протекающее шампанское. Довольно скоро благость должна была захлестнуть меня с головой. Я чувствовал её приближение.
С другого конца поляны ко мне шла девушка с голыми сиськами, тянущая за свою рубашку сквозь траву. Увидев меня, она надела рубашку, запахнув её рукой. Когда мы встретились посреди луга, я сказал, что я друга Энни и ищу Кэрол.
«Ой. Привет», – сказала она и выпустила рубашку. «Я не знала. Иногда заходят довольно жуткие люди. Энни внизу в купальне с Бобом, и да, Кэрол тоже там, с Джози, Кристиной и Лягушкой.
RUBTSOVTRAVEL 